Читать ««Будем надеяться на всё лучшее…». Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева, 1938–1999» онлайн

и метра „Слова о полку Игореве“»[807].

Ответ А. Н. Робинсона вновь, на этот раз очень подробно, аргументировал невозможность толковать точки предложенным Л. А. Твороговым способом. В своем ответе А. Н. Робинсон использовал и ту самую статью в «Псковской правде», которую Л. А. Творогов просил вторично опубликовать в «Вестнике АН СССР». Ответ А. Н. Робинсона представляется мне в целом вполне серьезным, с ним следовало бы посчитаться и Л. А. Творогову.

На этот корректный и обстоятельный ответ Л. А. Творогов прислал новое письмо. В этом письме Л. А. Творогов вновь пространно доказывает наличие в отчете А. Н. Робинсона неточности (ее не отрицает и А. Н. Робинсон) и вновь не подвергает разбору те обстоятельные возражения, которые ему были сделаны А. Н. Робинсоном, а ограничивается их огульным некорректным охаиванием, а заодно и охаиванием самого А. Н. Робинсона как ученого. Л. А. Творогов пишет: «А. Н. Робинсон, без зазрения совести…», «Это циничное признание А. Н. Робинсона…», «Оно показывает всю его нечистоплотность как исследователя и критика», «Поскребите А. Н. Робинсона…», «беспардонность в суждении» и т. [д.]. Попутно Л. А. Творогов грубо отзывается о таких ученых, как Н. К. Гудзий и М. П. Штокмар[808], дважды обвиняет Академию Наук СССР в «аракчеевском режиме», обвиняет «современных ученых» (всех?) в том, что они «избегают производить разыскания на основании самого текста „Слова“», подменяя их пересказыванием, и то на основании случайно выхваченных источников, мнений других исследователей, основанных зачастую, в свою очередь, на пересказывании мнений своих предшественников и т. д. Пóходя Л. А. Творогов бросает обвинение редакторам (всем?), что они «любят» вычеркивать имена «других исследователей», и угрожает перенести вопрос об «искажении» А. Н. Робинсоном формулировки о точках «на рассмотрение более компетентных учреждений, чем Академия Наук». Все это выглядит крайне непривлекательно и совершенно недостойно советского ученого. И А. Н. Робинсон, и М. П. Штокмар, и тем более Н. К. Гудзий — крупные советские ученые, вполне самостоятельные в своих исследованиях, много работающие непосредственно по рукописям. Академия Наук СССР не устанавливала для Л. А. Творогова «аракчеевского режима». Академия Наук СССР предоставила Л. А. Творогову возможность выступить с докладом на Совещании по переводам «Слова о полку Игореве» (Л. А. Творогов был вызван в Ленинград в командировку). Сектор древней русской литературы Института русской литературы АН СССР неоднократно предлагал Л. А. Творогову выступить с большими, развернутыми исследованиями и полностью обосновать все те выводы, о которых Л. А. Творогов только заявлял в своих газетных статьях и брошюрах[809].

Почему, в самом деле, Л. А. Творогову, много лет работающему по «Слову о полку Игореве», не выступить с полным, научным обоснованием своих выводов, о которых до сих пор он только сообщал в своих статьях? Сотрудники сектора древней русской литературы помогали Л. А. Творогову в организации им в Пскове Музея «Слова о полку Игореве», помогали ему печатать свои статьи в псковской прессе (давая на эти статьи положительные отзывы, выдержка из одного такого отзыва приводится самим Л. А. Твороговым в его письме). Они помогут Л. А. Творогову опубликовать и большую обстоятельную книгу о «Слове о полку Игореве», при условии, конечно, что все выводы, о которых до сих пор он только заявлял в прессе, будут им подробно и научно обоснованы.

Что же касается статьи Л. А. Творогова «О законах стиха и метра „Слова о полку Игореве“», то она годилась для опубликования в «Псковской правде», поскольку она информировала псковских читателей о том, над чем работает один из псковских ученых, но она совершенно не годится для переиздания в «Вестнике АН СССР». Повторяю, Л. А. Творогову пора выступить с исследованиями, а не ограничиваться информацией о выводах своих исследований.

Кстати, нельзя ли было бы выяснить у Л. А. Творогова: когда и при каких обстоятельствах покойные акад[емики] Е. Ф. Карский, О. А. Добиаш-Рождественская, П. Н. Шеффер[810], В. В. Майков[811], П. К. Симони[812] и «другие» (очевидно тоже покойные исследователи) дали Л. А. Творогову «задание» разработать «вопрос о связи строчных знаков древнерусских поэтических текстов с поэтической структурой этих текстов». Было ли это задание дано официально и коллективно или каждый из поименованных Л. А. Твороговым ученых давал ему это задание в индивидуальном порядке?

Для истории изучения «Слова» ответ на эти вопросы представил бы несомненный интерес.

С уважением Д. Лихачев 17.XII.52

Архив РАН. Ф. 456. Оп. 1. Ед. хр. 368. Л. 91–93. Авторизованная машинопись. В левом верхнем углу помета А. М. Еголина: «В дело. А. Еголин. 25.XII.52».

Д. С. Лихачев — С. О. Шмидту

Сигурд Оттович Шмидт (1922–2013) — историк, педагог, общественный деятель, академик Российской академии образования (1992), иностранный член Польской академии наук (1997), советник РАН, ученый-исследователь необычайно широкого диапазона, внесший значимый вклад в изучение социально-политической истории России XVI–XX вв., истории культуры, методологии истории, источниковедения, историографии, археографии, педагогики, истории интеллигенции, краеведения, москвоведения[813]. Сын ученого-энциклопедиста академика О. Ю. Шмидта и М. Э. Голосовкер (музейного работника и литературоведа), племянник философа, филолога-классика и переводчика Я. Э. Голосовкера, он рано ощутил свое призвание историка[814]. Поступив в 1939 г. на исторический факультет МГУ, уже в конце первого семестра сделал доклад об идеологии самодержавия в произведениях Ивана Грозного в семинаре М. Н. Тихомирова, которого неизменно почитал как одного из самых главных своих учителей в науке. В 1944 г. в МГУ Шмидт защитил под руководством Тихомирова дипломную работу «А. Ф. Адашев — сподвижник Ивана Грозного» и оказался в числе первых рекомендованных в аспирантуру его учеников. Под его руководством последовательно защитил кандидатскую диссертацию «Правительственная деятельность А. Ф. Адашева и восточная политика Русского государства в середине XVI столетия» (1949) и докторскую «Исследования по социально-политической истории России XVI века» (1965)[815].

С 1 февраля 1949 г. до конца жизни Шмидт преподавал в МГИАИ (ставшем основой современного РГГУ), где в основном и сформировалась его научно-педагогическая школа в источниковедении. Здесь же под его бессменным руководством в течение 50 лет действовал знаменитый научный студенческий кружок[816]. В 2022 г. на здании института (Москва, ул. Никольская, 15) установлена мемориальная доска ученому и педагогу.

С 1956 г. Шмидт на основной работе в АН СССР / РАН: сотрудник Института истории — Института истории СССР — Института российской истории, с 2002 г. — в Институте славяноведения. В 1956–1960 гг. был заместителем главного редактора журнала «История СССР» и на этой должности сделал чрезвычайно много для становления издания. В 1968 г. Шмидт возглавил воссозданную в 1956 г. Тихомировым Археографическую комиссию АН СССР и стал ответственным редактором основанного Тихомировым «Археографического ежегодника» — главного печатного органа в области археографии и специальных исторических дисциплин; учредил ежегодные «Тихомировские чтения» в память учителя, был одним из главных организаторов публикации его научного документального наследия.

Многолетние взаимоуважительные и доверительные отношения Д. С. Лихачева и С. О. Шмидта, несмотря на разницу в возрасте, изначально определялись близостью предмета научно-исследовательских интересов двух ученых: литература, общественная мысль, история, культура российского Средневековья, вопросы текстологии и публикации документальных памятников, «Слово о полку Игореве» и т. д. Для формирования их отношений имело значение и благосклонное внимание В. П. Адриановой-Перетц (близко знакомой и с литературоведческими исследованиями его матери М. Э. Голосовкер) к научной работе