Читать «Обрывки из реальностей. ПоТегуРим» онлайн
Инга Ильм
Страница 23 из 42
Мы вышли из храма. Нас снова встретила пустая, залитая солнцем площадь. Под тентами было занято несколько столиков. Человек десять застыли с аперолем, в тёплых лучах, как мушки в янтаре…
Конечно, ему совсем нельзя было пить. А кому можно? И на самом деле он не был каким-то там алкоголиком. Не был сумасшедшим. Просто пить было нельзя. Вполне конкретное противопоказание: несовместимо с жизнью. Контуженный. И ловушка на тромбы стоит. Так ведь он и старался! Не зашивался или кодировался. Нет. Исключительно силой воли. Периодически он серьёзно брался за здоровье. Вон недавно пресс накачал! Кубиками хвастал. А ещё: ведь приходит в жизни артиста тот день, когда он должен многое пересмотреть, обдумать и даже продумать смену амплуа. Он должен заново учиться соизмерять свои силы и должен принять, что изменился… и что если не встаёт с кровати утром и готов лежать весь день, то не потому, что лентяй, а потому, что самые обыденные вещи стали отнимать гораздо больше сил, чем прежде. Да, мы раньше гуляли всю ночь, а в девять утра были на акробатике. В час – у станка классического танца, потом актёрское мастерство до одиннадцати вечера – и снова вся ночь наша. Или с утра написали тексты, разбежались по репетициям, вечером или съёмка, или спектакль, а ночью монтаж, потом преферанс, с утра написали тексты… Теперь ведь – нет. Так уже не получится. А ведь я когда-то я именно так замуж и вышла. Сидели ночью в ресторане – очередную программу придумывали, а потом куча народа почему-то подъехала. А у нас уговор был всегда, с первых дней знакомства: если мой телефон будут спрашивать – ты никому не давай! Поклялся ведь! И так уморительно он пересказывал потом сценки с незадачливыми кавалерами. Ведь отдельное развлечение! И вдруг… спустя много лет, почти десятилетие, он отдаёт какому-то незнакомцу мой номер! Правда, уже совсем утром – сначала они посидели как следует, поговорили о том о сём. Братское сердце! Он всегда меня оберегал…
Помню, как первый раз пришёл в уже наш общий (с «незнакомцем») дом и обнаружил на плите борщ. Он был в шоке! «Ты умеешь готовить?!» Я очень тщательно скрывала это ото всех. Своё время мы проводили, заседая большими и чаще мужскими компаниями в гостях, а там всегда нужно что-то вымыть, нарезать… Я говорила: не умею. В итоге самообразовались два отличных повара, которые выступали посменно, а меня совсем не трогали. Потому-то я сделала страшные глаза и сказала: «Никому не говори!» Он мне всегда это припоминал, при каждом важном разговоре: «А про то, что ты готовить умеешь, я ведь никому так и не сказал!»
Он вообще был друг. Вот такой, из книжки. Бескорыстный, светлый, щедрый, верный, быстрый, весёлый. Он был готов защищать твою сторону, даже если ты не был прав. И он был единственным человеком в целом свете, которому я доверяла всё. И что бы ни случилось – ни днём ни ночью, – я точно знала: он будет со мной в любой беде. Всё бросит. Спасёт! Жизнь положит – поможет. Он был одной из величайших драгоценностей моей жизни. Если спрашивать о достижениях – я гордилась, что мне довелось познать самую настоящую дружбу. Да, между мужчиной и женщиной. Я на самом деле не так давно это поняла – как мне повезло. Лет семь назад. Позвонила ему и кричу: «Ты прикинь! Я всё поняла!!! Ты мой самый настоящий друг!» Но вообще мы даже не перезваниваясь общались. И уж если я кому-нибудь про него рассказывала – он тотчас возникал на экране телефона. Забавно получалось. Некоторые спрашивали: «Вы, ребята, заранее договариваетесь демонстрировать свои сеансы телепатической связи?»
Нас очень многое объединяло. И наша совместная работа возникла потому, что мы не были равнодушными.
Мы ведь придумали делать передачу о театре в машине… скорой помощи. Дело было под Новый Год, мы свои мустанги заточили в стойла и направлялись на вечеринку. Было холодно. Автомобилей даже на горизонте не было. Вечерело. Наконец к нам поскрипывая подобралась машина скорой. Мы убедили водителя со всей горячечностью, на которую только способны замёрзшие артисты, отвезти нас срочно в гости. По скорой. А внутри мы продолжили спор. И, к концу поездки, во спасение Искусства, мы придумали программу, которая будет не только оповещать о премьерах или спектаклях, но объяснять зрителю, как всё устроено. Мы вернём зрителя в театры! – сказали мы. И вернули. «Не верю» – было наше любимое детище. Мы постоянно что-то смотрели – ну как минимум три спектакля в неделю, спорили, писали, снимали, носились по Москве. И перед нами постоянно вставали тысячи и тысячи моментов непростого выбора. И никогда он не искал большей пользы для себя. Он всегда старался или великодушно уступить, или если что делить – то строго по-справедливости. Он был самый настоящий романтик, идеалист. Как ни смешно сегодня это звучит, но – человек с кодексом чести. И он очень часто находился на грани жизни и смерти. Потому был искренен, пределен – потому что на другое просто не было времени. Он всякий день жил как последний. Хотя бы ради того, чтобы его герой убедительно выглядел на экране. И ушёл он в дороге. Я думаю так правильно, так он и жил…
А мы шли. Шли и шли. Как интересно – по пустому городу. Даже не понимаю, как это получилось. И такое же необъяснимое изумление я несла в своем сердце. Почему же так пусто? Почему же стало ТАК пусто?
Ему тяжело далась эта сцена – с похоронами. Он снова и снова говорил о ней. Проживал вновь и вновь. В итоге сорвался. Не выдержал, решил развязать – выпить. Звонит: мне надо выйти ненадолго. Мало кто понимает, что такое работа артиста. Мало кто знает, с чем артист работает, с чем имеет дело. Есть история о нашем знаменитом корифее, которому нужно было сделать коронарное шунтирование. Очень повезло: он был направлен к светилу, заграничному, вовремя прилетели, бригада лучшая готова. А в хороших клиниках принято рассказывать подробно, что происходит с пациентом и как проблема будет решена. Артист проникся подробностями лекции об операции на его сердце и, не дождавшись представления, получил смертельный удар… Это трагическая иллюстрация профессиональной впечатлительности. Актёры – без кожи. Правда, всякий носит образ и внимательно следит, чтоб не слетал. А помимо всего такой человек проводит жизнь