Читать «Борис Годунов. Трагедия о добром царе» онлайн

Главными воеводами полков были назначены служилые татарские царевичи Арасланалей Кайбулович, «казацкие орды» Ураз Магмет (через два года Борис Годунов посадит его на касимовское царство), сибирские, «шеморханские», «юргенские» царевичи, а также «волошские воеводичи» (один из них, Степан Александрович, будет пожалован боярством и станет в местническом отношении выше остальных бояр). Их роль в Серпуховском походе скорее была почетной; рядом с ними на воеводство были поставлены настоящие воеводы из первых лиц Думы — князь Федор Иванович Мстиславский, князь Василий Иванович Шуйский, князь Тимофей Романович Трубецкой, князь Иван Иванович Голицын. Дворовыми воеводами самого Бориса Годунова стали боярин Федор Никитич Романов и его брат кравчий Александр Никитич Романов[519] — что, между прочим, противоречит версиям о их конфликте с новым царем. Выходя в поход, царь Борис Федорович должен был провести смотр всего войска. Обычно перед выступлением на войну воеводы получали жалованье. Щедрые выплаты, на которые и раньше не скупился Борис Годунов, еще больше привлекли служилых людей на его сторону. Статья «О походе в Серпухов царя Бориса» вошла потом в «Новый летописец», что также свидетельствует о значимости этого события в истории начала царствования Бориса Годунова: «Того же году после Велика дни, не венчался еще царским венцем, пошол в Серпухов против Крымского царя со всеми ратными людми; и приде в Серпухов и повеле со всее земли бояром и воеводам с ратными людми идти в сход, и подаяше ратным людем и всяким в Серпухове жалование и милость великую. Они же все видяше от него милость, возрадовались, чаяху и впредь себе от него такова жалованья»[520].

Серпуховский поход длился недолго. Царь пришел к месту назначения 11 мая[521], «и шатры свои государевы велел поставити на лугу на реке на Оке». По сообщению разрядной книги, «и после тово как пришел с Москвы государь, привезли с Москвы полотняной город и поставили его круг шатров. А шатры стали в городе»[522]. Об этом же стоянии полка Бориса Годунова «не в Серпухове, на лугах у Оки реки» упоминал автор «Нового летописца»[523]. В первые же дни Борис успел многое сделать: распределил силы берегового разряда, отправил «плавную» рать, просмотрел «засечные чертежи» и отправил силы на помощь воеводам у калужских, тульских и рязанских засек. Очень интересно наблюдать за царем Борисом в это время. По сути, то были самые первые, в масштабах всего государства, публичные царские действия. И он никому не дал усомниться в том, «кто теперь в доме хозяин».

Царь Борис Годунов еще соблюдал условности переходного периода, сложившегося после смерти царя Федора Ивановича, и продолжал свой совет с патриархом Иовом и освященным собором. Вспоминал он и о царице-инокине Александре Федоровне. От патриарха Иова Борис Годунов получил благословение «итти против своего недруга и всего хрестьянства супротивника крымского Казигирея царя». Из его переписки с патриархом Иовом и освященным собором выясняются детали похода. Оказывается, что достоверных сведений о том, что собирался делать крымский царь Казы-Гирей со своей армией, не было. Об угрозе крымского похода на «государеву украйну» сообщали посланник Леонтий Лодыженский, «выходцы» из татарских улусов и донские казаки. В Крыму, конечно, знали об изменениях на престоле Московского государства и думали о том, чтобы использовать русскую «замятию» в своих целях. Ссылка на это есть в одном из посольских наказов, характеризовавших отношения царя Бориса Годунова с крымским ханом: «…и Крымской Казы-Гирей царь правду был свою порушил и хотел на государя нашего землю наступити, и приходил по ссылке Турского салтана на украинные места, а чаял того, любо какая рознь учинитца в государя нашего государстве»[524]. Однако благодаря решительности царя Бориса Федоровича войне предпочли обмен посольствами.

2 июня 1598 года было получено новое сообщение Леонтия Лодыженского о возвращении его из Крыма с посланником Казы-Гирея. Лодыженскому приказали ехать «вскоре наперед крымского посланника». В Серпухове Борис Годунов расспросил его «про все свое государево дело» и организовал грандиозную встречу крымского посланника Алея-князя, приказав всему войску быть к Серпухову 27 июня.

У крымцев не должно было остаться сомнений относительно силы русского войска. Встреча дипломатов из Крыма в походных шатрах рядом с Серпуховом давала немалые преимущества. Накануне переговоров, состоявшихся в день Петра и Павла 29 июня 1598 года, царь Борис Годунов приказал всю ночь стрелять на всех станах. После такой подготовки крымского посланника и его свиту ждала еще одна демонстрация силы: они должны были несколько верст ехать в окружении вооруженного войска: «И поставиша пеших людей с пищалми от стану государева до станов крымских на семи верстах, а ратные люди ездяху на конех». Это произвело на послов должное впечатление: «…Послы ж видяху такое великое войско и слышаху стрелбу, велми ужасошася и приидоша ко царю и едва посолство можаху исправити от такие великие ужасти»[525]. Дальше этого дело не пошло, цель Бориса Годунова состояла отнюдь не в том, чтобы запугать послов и дать повод к войне. Представителей крымского царя принимали со всеми положенными почестями и жалованьем, в Бахчисарай послали многие дары. Мирное решение дела позволило распустить войско. Уже на следующий день после переговоров, 30 июня 1598 года, в разрядной книге записали: «А рать свою государеву конную и судовую, и тотар, и немец, и литву, и всяких людей велел государь отпустити из Серъпухова по домом»[526].

Поскольку более серьезного врага, чем Крымская Орда, у Московского государства тогда не существовало, постольку и весь серпуховский маневр Бориса Годунова был воспринят как великий успех. Победа без боя над крымским царем убедила сомневающихся, заставив их склонить голову перед царем Борисом Федоровичем. Даже авторы, писавшие о всевозможных прегрешениях Годунова, при описании того, как «вместо брани бысть мир» с крымским царем, меняют свой тон и переходят на панегирик русскому самодержцу, превратившемуся из «нареченного» в настоящего царя: «…и оттоле возвратися царь Борис в царствующий град Москву честно, и сретоша его всенародное множество, мужие и жены, и пришед, возложи на ся царьский венец и помазася миром, да царствует над людми. И потом утвердися рука его на Всеросийския власти и нападе страх и трепет на вся люди, и начаша ему верно служити от мала даже и до велика»[527]. Вторили этой оценке и иноземцы. Приехавший на службу к царю Борису Годунову французский капитан Жак Маржерет писал: «Россия никогда не была сильнее, чем тогда»[528].