Читать ««Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории» онлайн

Коллектив авторов

Страница 20 из 171

регионов империи, они одновременно предоставляли широкие возможности для изучения, формулирования, развития региональной повестки, формирования всех видов региональных элит.

Если рассматривать роль университетов в украинском регионе, то стоит отметить, что данный факт самым благоприятным образом отразился на темпах формирования украинской национальной культурной и научной элиты, на повышении общего уровня грамотности, в том числе и среди украинских крестьян, и, как следствие, на больших успехах в продвижении украинского национального проекта. Известный литературовед М.И. Сухомлинов еще в 1860-х гг. отмечал, что из 240 получивших в то время известность и признание украинских писателей и просветителей, около половины получили образование в Харьковском университете[293]. В начале XX в. в Харьковском университете, более открытом для украинской общественности по сравнению с Киевским университетом, действовали национально-образовательные общества, а некоторые профессоры читали лекции на украинском языке (филолог Н.Ф. Сумцов), в Новороссийском университете в Одессе на украинском языке читал лекции А.С. Грушевский, брат известного историка М.С. Грушевского[294].

Белорусский исследователь П.В. Терешкович приводит следующие данные «…Доля украинцев среди юристов вдвое превышала аналогичный показатель среди белорусов. Отсутствие университетских центров в Беларуси не только не позволило сформироваться национально-ориентированной профессуре, но значительно ограничило возможность социальной мобильности для коренного населения: численность крестьян с университетским образованием в Украине была в 20 раз больше, чем в Беларуси»[295]. При этом в начале XIX в. ситуация была несколько иной – Виленский университет до своей ликвидации был эффективным образовательным центром, в котором взращивалась обширная когорта региональных элит, и даже «польский» характер этого высшего ученого заведения не препятствовал мощно проявившейся тенденции к всесторонним региональным исследованиям. Этот университет потенциально мог стать не только серьезным центром региональной интеллектуальной жизни, но и важным фактором формирования белорусской национальной элиты (как это и произошло в университетских центрах на украинских землях).

Германский историк Р. Линднер, изучающий процессы формирования белорусской нации, также указывал на разный уровень развития научной инфраструктуры в соседних регионах – украинском и белорусском. Он отмечал, что университеты на украинских землях «…стали организационной средой национальных патриотов. Вместе с тем университет св. Владимира в Киеве можно считать местом столкновения прорусской образовательной политики и украинского научного национализма»[296]. То есть миф об «историчности» украинской нации создавался, совершенствовался и транслировался преимущественно украинским студентам в стенах университетов на украинской территории учеными – уроженцами украинского региона, в то время, как «…белорусская историография и само по себе историческое мышление <…> преимущественно возникали в крупных университетах европейской части империи – Санкт-Петербургском, Киевском, Варшавском, Дерптском – а также в Российской академии наук в Санкт-Петербурге»[297].

Возвращаясь к Виленскому императорскому университету в 1803–1832 гг. отметим, что в современной российской историографии практически отсутствуют исследования, посвященные этому вузу. На наш взгляд, это можно объяснить тем, что данный университет не считается в российской исторической традиции «своим», он рассматривается как «польский университет» и в связи с этим исключен из сферы интересов историков, изучающих историю высшего образования в Российской империи. Авторы одной из монографий, посвященной университетам в России в первой половине XIX в., характеризуют это учреждение высшего образования следующим образом: «…далекий (выделено нами – Ш.С.) Виленский университет, жизнь которого развивалась по собственным, отличным от остальной Российской империи законам»[298]. Географически город Вильно был намного ближе к Петербургу, чем Харьков и тем более Казань, но ментально Вильно и столицу Российской империи в XIX в. действительно разделяла пропасть.

Достаточно подробный и непредвзятый очерк истории деятельности Виленского университета и учебного округа подготовил историк, уроженец Витебска А. Л. Погодин[299]. Нас в первую очередь интересует профессорско-преподавательский состав, и на момент открытия университета штатное расписание четырех факультетов насчитывало 34 профессорские должности, а уже в 1818 г. в университете насчитывалось 47 профессоров[300]. Информацию о конкретных персоналиях можно почерпнуть в формулярных списках, которые велись на регулярной основе и в настоящее время находятся на хранении в Литовском государственном историческом архиве[301]. Анализ биографической информации показывает, что как минимум 45 профессоров Виленского университета имели местное происхождение. Напомним, что всего в рамках имперского периода истории (XIX – начало XX в.) нами выявлено около 230 лиц, которые являлись профессорами во всех существовавших в этом периоде российских университетах. Виленский университет был самым «белорусским» исходя из географии своей профессуры. Даже в Петербургском университете за почти 100 лет его существования удалось выявить всего 41 уроженца белорусских земель. Число профессоров из белорусского региона в других университетах и вузах империи было еще меньшим (см. таблицу 1). При этом некоторые профессора могли в процессе построения своей карьеры несколько раз менять учебные заведения.

Таким образом, в Виленском университете большую часть преподавательского корпуса составляли местные уроженцы, и это отличало его от российских вузов, в которых долгое время преобладали иностранные преподавательские кадры, прежде всего из Германии. Не смотря на доминирование польскоязычной и польскоцентричной образовательной модели в учебном округе и университете (было обусловлено как культурным наследием Речи Посполитой, так и влиянием попечителя округа А. Чарторыйского, контроль за деятельность которого фактически отсутствовал), в университете активно развивался интерес к региональным исследованиям и формировался взгляд на белорусский регион, противоречащий польским претензиям на культурное и политическое доминирование. Отметим, что среди удаленных из университета в 1820-х гг. были профессоры, деятельность которых была связана с изучением истории белорусского региона, формирования его правовой традиции, кириллических славянских древностей, иных тем, связанных с белорусской проблематикой (И.Н. Данилович, М.К. Бобровский, И.С. Онацевич, И.А. Криницкий и др.). Так, идентичность известного правоведа И.Н. Даниловича, исследовавшего Статут ВКЛ, его биографы отмечают как «литвинскую», но не польскую, скорее наоборот, отмечается его сложное отношение к польскому доминированию в регионе[302].

Таблица 1

Распределение профессоров – уроженцев белорусского региона по вузам империи в XIX – начале XX в. [собственная разработка]

Интересно отметить, что в период деятельности Виленского университета в других вузах империи уроженцы белорусского региона были представлены крайне мало, удалось выявить десять человек, при этом четверо были выпускниками Виленского университета. Так, с Варшавским Королевским университетом до его закрытия в 1831 г. связана деятельность геолога М.А. Павловича, на кафедру философии этого вуза безуспешно претендовал уроженец Вильно Ю.В. Быховец, публичной библиотекой университета заведовал историк Л. Голембовский. С Московским университетом связана карьера математика П.Н. Погорельского, физиолога и врача И.С. Веселовского и Р.Г. Гельмана (последний был выпускником Виленского университета). С Петербургской и Московской духовными академиями связана карьера богослова В.И. Кутневича, который в 1832 г. стал главным священником российской армии и флота. В 1824 г. в Казанский университет принудительно были направлены (по решению суда по делу