Читать ««Долгий XIX век» в истории Беларуси и Восточной Европы. Исследования по Новой и Новейшей истории» онлайн
Коллектив авторов
Страница 40 из 171
Тем не менее, практически во всех этнографических работах XIX в., даже посвященных исключительно фольклору белорусов, встречаются сюжеты об этнических меньшинствах. Это свидетельствует и о постоянной роли культуры этнических меньшинств в культуре белорусов, так и стремлении изобразить белорусскость на фоне своеобразия «чужаков». Крупный белорусский этнограф П.В. Шейн писал: «Зовут себя белоруссы – наськими, тутейшими, русскими же или белорусами – никогда. Раскольников (расколов) зовут москалями, панов и мелкую шляхту – поляками; на вопрос же: какой они веры? отвечают: руськой, а католики – паньской веры, но различия между руськой и паньской верой, кажется, никакого не признают, а с одинаковым чувством ходят как в церковь, так и в костел, т. е. с полным равнодушием. Но поляков не любят, так как с представлением о поляке является представление о пане, панщине и пригоне»[610].
Обращает на себя внимание также тот факт, что работы, с более значимыми объемами материалов об этнических меньшинствах Беларуси посвящены конкретным территориям (Сементовского о Витебской губернии и Дембовецкого о Могилевской).
В работах XIX в. появились также первые рисунки и фотографии представителей этнических меньшинств – евреев, русских старообрядцев, цыган, литовцев и латышей («Еврей, продавец дичи из г. Могилева» и «Литовская еврейская корчма» у Дембовецкого, «Латыши Динабургского уезда» и еще два изображения латышей у А. Киркора, фотографии М. Кустицкого «Великорусы», «Поляки», «Латыш», «Латышская женщина» у Сементовского, фотографии Велятицкого «группа Лопатницких цыган», «Сененский еврей Айзик Славин», Ф. Головача «Цыганская семья у шатра» у К. Аникиевича).
Основное внимание исследователи уделили евреям, латышам, русским старообрядцам, татарам и цыганам. Безусловно, это связано с явными и внешне хорошо заметными отличиями от окружающего местного населения. Группы, идентификация которых была осложнена или политизирована, вызвали гораздо меньше внимания. Практически не анализировались поляки, литовцы и украинцы. Возможно, такую политизированную тенденцию заложила так называемая «корниловская школа» этнографии западнорусизма, в рамках которой стремились увязать белорусскую культуру исключительно с российской историей и русской культурой[611]. Также следует указать заметное улучшение качества материала об этнических меньшинствах на рубеже XIX – начала XX в. Отдельно необходимо выделить работу А. Дембовецкого, которая отличается от других своей основательностью и глубиной.
Образы представителей этнических меньшинств практически всегда носили ту или иную степень негативной характеристики. Евреи обвинялись в спаивании белорусов и ухудшении их экономического положения. Цыган, как и евреев, подозревали в стремлении обмануть простых и бесхитростных деревенских жителей. Фактически этнографическая литература XIX в. о белорусах формировала и широко распространяла среди читающей публики этнические стереотипы об евреях, цыганах, русских старообрядцах и других, которые впоследствии, уже в XX в. стали само собой разумеющимися фактами, которые уже никто не оспаривал. Наглядным примером служит небольшой фельетон опубликованный в газете «Виленский вестник» за 1867 г., в котором, рассказывая о эпидемии холеры, репрезентируются уже существующие устойчивые стереотипы: «… Посещение страшной гостьи (холеры – С.З.) переполошило всех, а особенно евреев, как более трусливых. […] «Не то уж Бог карает нас за нечистых евреев, за тмеим», заговорили в кагале. А так как этим именем называются все, которые бреют бороды, не носят пейсов, одеваются в европейское платье, изучают чужие языки, в шабаш курят папиросы и проч., то факторы особенно взялись за них. Они постоянно доносят кагалу, кто и как нарушает законы талмуда, а бедных тмеим таскаю в школу, где делается им должная нотация. […] Татары по случаю холеры заявили себя с религиозной стороны более, чем евреи. Они принесли в жертву Богу тучного вола и поставили в мечети пред монфилем такую свечу, какую обещался когда-то поставить – гоголевский городничий. […] Но из всех способов избавления от холеры наиболее замечательны, по своей оригинальности, следующие…» и далее описываются традиционные практики белорусский крестьян. Анонимный автор фельетона фактически уравнивал глупость и невежество евреев и татар с белорусскими крестьянами, оставляя за кадром более культурную и образованную городскую часть общества.[612]
Практически только в отношении татар в Беларуси не использовались негативные этнические характеристики. По-видимому, это было связано с высокой степенью аккультурации татар белорусами, что отметил в своей статье Н. Руберовский[613]: «Вместе с языком, татары приняли почти все белорусские народные песни, поговорки и даже некоторые обычаи»[614].
Чужаки в чужом краю: путешествующие иностранцы в Крыму и Беларуси (конец XVIII – начало XIX вв.)[615]
Н.И. Храпунов
Одним из явлений культуры, возникших в Англии и впоследствии распространившихся по всей Европе, было образовательное путешествие – grand tour, которое предпринимали молодые люди в поисках практических знаний, недоступных в университетских аудиториях на родине[616]. Хорошим тоном считалась публикация путевых записок (травелога), ставших для современников важнейшим источником информации о дальних странах. Издавали травелоги и те, кто оказался в чужих краях по долгу службы, торговым делам или в результате стечения жизненных обстоятельств. В результате записки путешественников превратились в самостоятельный литературный жанр, где нашлось место творчеству людей разных профессий, уровня образования и интересов, использовавшим различные приёмы и формы организации текста[617]. Сегодня изучение образов регионов и народов, сформированных травелогами, ведётся в рамках имагологии – гуманитарной дисциплины, анализирующей литературные изображения ландшафтов, культур и жителей других стран[618]. Предполагается, что, описывая их, путешественники говорили прежде всего о себе и своей культуре, пытаясь осознать и продемонстрировать её преимущества и разрешить волнующи вопросы бытия.
Французская революция и последовавшие за ней Наполеоновские войны (1789–1815) изменили британский grand tour. Если традиционный маршрут проходил по Франции, Швейцарии и Италии, то теперь стали ездить на север и восток Европы – в Германию, Скандинавию и Россию[619]. После победы над Наполеоном интерес к России у британских путешественников только возрос[620]. Покорение Крыма в 1783 г. сделало его доступным для европейцев и в этом качестве – привлекательным местом для образовательного путешествия. Выяснилось, что здесь на сравнительно небольшой территории сконцентрированы различные феномены, которые можно было исследовать, описывать и обсуждать – живописные природные объекты, необычные виды растений и животных, памятники археологии классической античности и европейского средневековья, сооружения мусульманской архитектуры. В Крыму жили представители целого ряда этноконфессиональных групп, говорившие на разных языках и исповедовавшие различные религии. Здесь можно было строить планы экономического развития отсталого региона и включения его в систему международной торговли от американских колоний до Индии и Китая. Наконец, Таврида[621] была местом, где разворачивалось действие некоторых сюжетов античной мифологии и истории, популярных