Читать «Кавказские Дни. Парижские Дни.» онлайн

влияния! Мои дети тоже умом тронулись, чада свои как иноверцы воспитывают. Сами на себя беду кликают. Поймут, да поздно будет! Но, что поделаешь? На все воля Аллаха!

- На все воля Аллаха! - хором подтвердили женщины.

- Вот это верно! - вдруг серьезным тоном произнес Асад. Он поднялся с места и подошел к Амидосту, вытащил из кармана небольшую склянку и стал выплескивать содержимое на одежду женщины. В это время Али достал коробок спичек, приготовившись запалить.

- Что вы делаете, собачьи дети? - встрепенулась бабушка, почуяв неладное.

Асад спокойно ответил.

- Бабушка, сотни раз я тебе говорил: ругая нас, ты ругаешь себя! Если мы собачьи дети, то кто же их родители? А эта Амидосту нам так осточертела! Сейчас мы ее подпалим.

Амидосту завопила, молнией вскочила с места, сбросила забрызганный соляркой чаршаб. Стала развязывать пояс, чтобы снять замаранную горючим юбку. Она пыталась раздеться, ведь ее платье было забрызгано горючим, а Али уже приближался к ней с зажженной спичкой в руках. Пожилая женщина бросилась бежать по широкой аллее сада, дико крича и зовя на помощь. Бабушка тоже кричала и ругала детей. Остальные женщины поддержали ее дружным хором. Меня же трясло от смеха, я едва держалась на ногах.

Наконец, не устояла и упала, покатываясь со смеха. Ами-досту с открытым лицом и в исподней юбке бежала впереди братьев-близнецов, грозивших поджечь ее одежду. Обезумев от страха, она неслась в таком виде мимо садовников и других мужчин. Интересно, почему ей не пришло в голову спрыгнуть в бассейн?..

Все остальное время, помимо ежедневного пятикратного намаза и приема гостей, бабушка проводила в кухне. Вот это был и вправду ее салон! Вокруг нее без конца вилась бедная родня. Но в кухне собирались и родственники побогаче, и бедняки, которые родственниками не приходились. Среди них особенно выделялась одна, по имени Фатма. Поговаривали, что она двуполая (гермафродит). А еще говорили, что Фатма принадлежит к роду потомков Пророка. Но это родство не дало ей ничего, кроме гордости. Она и замужем никогда не была - единственная мусульманка, засидевшаяся в старых девах, которую я знала. Может быть, слухи о ее двуполости были небезосновательны. А может быть, причиной тому оказалась ее внешняя непривлекательность? Непривлекательность - это мягко сказано. Даже не боявшиеся никого Асад и Али, при виде Фатмы поеживались. Ее морщинистое, волосатое, очень крупное и грубое лицо напоминало морду пса. Не будь у нее таких громадных титек, которые шли волнами, когда она ходила, все принимали бы ее за мужчину. Еще Фатма отличалась чрезвычайной прожорливостью. С каким удовольствием она поглощала фрукты, которыми угощала ее из вежливости бабушка! Хотя Фатма была и уродлива, она нравилась мне больше других, потому что не лезла, как другие женщины, целоваться, прижимаясь ко мне своим потным лицом и влажными губами. Эти омерзительные целования вызывали у меня чувство брезгливости и выводили из себя. Наши родственницы - беднячки - каждый раз с таким необъяснимым рвением лезли целоваться. С такой жадностью зацеловывали, слюнявили и вымазывали своим потом мое лицо! Мне приходилось терпеть, закусив губу, эти приступы нежности. Я начинала ненавидеть этих теток! Как только процедура лобзания заканчивалась, я начинала тщательно вытирать лицо платком или подолом платья. Женщины видели это, но не переставали досаждать своими поцелуями. Как будто у них вовсе не было самолюбия!

Но вернемся к бабушкиной кухне. Это очень просторное помещение всегда было полно женщин и детей разного возраста. Здесь всегда можно было увидеть женщину, кормящую грудью младенца. И даже ребенка постарше - пока прибывало молоко, детей от грудного кормления не отлучали. Я не скрывала своей неприязни к их грязным и крикливым детям. Некоторых женщин это обижало, и они называли меня бесенком. Чтобы оправдать такое прозвище, я вела себя еще хуже. Дразнила детей, высовывая язык и гримасничая, дергала детей за волосы, больно щипала их.

В кухне с семи утра и до девяти вечера готовилась всевозможная пища. Мы с Асадом, Али и Гюльнар часто бывали здесь. Не потому, что были голодны. Просто хотели показать другим детям разницу между нами и ими. С этой целью мы демонстративно макали пальцы в тазы со свежесварен-ным вареньем, пробуя его. Или, выхватывая из кипящих чугунков полусырое мясо, жевали его, обжигаясь и давясь. Хозяйским детям все дозволено! Бабушка в таких случаях грозила нам скалкой или ухватом. Но мы знали, что угрозы символичны, потому как подняться на ноги бабушка все равно не сможет. Вот и озорничали, лазая в кастрюли и тазы руками, мешая готовить еду. Когда терпение бабушки иссякало, она просила кого-нибудь из женщин - гостей выставить нас из кухни. С какой готовностью и удовольствием исполнялся бабушкин указ!

Но, бывало, мы приходили в кухню и с другой целью -послушать сказки. В кухне не было специального стола, и мы, усевшись на камышовой подстилке, молча слушали.

Гундосая сказительница завораживала нас сказочными небылицами. Странно, почему все сказительницы говорят в нос?.. Младенцы сопели на груди своих мамаш, женщины обмахивались соломенными веерами, некоторые перебирали четки. Но все очень внимательно слушали. А сказительница с упоением, в который раз, рассказывала сказочные любовные истории Ахмеда и Сурайи или Мохаммеда и Лейлы. Наши женщины, лишенные понимания любви по жизни, просто обожали слушать красивые легенды о любви. Сказки всегда начинались словами: «Когда еще не было никого, кроме Бога, жили-были...». Сказки текли, лаская наши души, волнуя и радуя. А за это время «поспевал» катык из кислого молока, залитого в большие глиняные горшки, поджаривалась жирная баранина, в медных сковородках готовилась халва.

Родственниц-беднячек я не любила не только за их назойливые лобзания. Некоторые из них были весьма бесцеремонны: они заходили в наши спальни. Открывали шкафы и ящики, разглядывая вещи, вертели в руках платья, интересуясь их ценой, самые нахальные щупали нам грудь: поспевают ли девочки? Им очень хочется все знать о своих богатых родственницах, поэтому задаются самые невероятные вопросы: стали ли мы девушками? С каких пор? Которую из нас отец любит больше всех? Сколько у нас платьев? Сколько мы платим своей гувернантке-немке? А сколько платят другим нянькам-христианкам? Эти женщины притрагивались и изучали все предметы, которые были им в диковинку: пианино, механические игрушки, ракетки для тенниса - все трогали, все щупали. Но несмотря на восхищение, они не завидовали нам. Эти женщины считали изобилие чуждого опасным: в будущем могут быть сложности и неприятности. Свое житье-бытье казалось им более спокойным и надежным. Когда наши незваные посетительницы становились чересчур надоедливыми, мы прогоняли